В начале прошлой недели наблюдала за тем, как один современный тиран (имя можно угадать с первой попытки) в роли главного зрителя наблюдает тирана, размахом поменьше, скажем, в границах одной театральной труппы, исполняющего роль предшественника того самого известного тирана, имя которого вы угадали. Трагифарс, написанный Артуром Соломоновым около трех лет назад и воспринимавшийся, как доведенная до абсурда ситуация, внезапно в конце февраля двадцать второго года вышел за границы, очерченные автором. Неожиданно история повернулась к нам лицом и заговорила на языке, понятном в любой стране, под любым флагом. Это уже не плод фантазии драматурга, не увеличительное стекло, под которым корчится в агонии, но продолжает жить мертвое дело безумного вождя. Это уже реальность. Это то, чему мы свидетели.

Его мертвое тело живет сердцами, бьется сердцами, дирижирует сердцами тех, кто готов быть колесом его истории, подножием его вечного мавзолея. Последнее что я буду делать, это пересказывать пьесу «Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича» — можно открыть австрийское издание книги и прочитать на трех языках, или посмотреть ее читку в разных театрах по всему миру или московскую постановку в ТеатреDOC, которая в эти дни, в наше время, несмотря и вопреки… правда, не знаю есть ли еще билеты.

Возвращаясь к израильской читке пьесы, организованной режиссером Michael Teplitsky с участием актеров-репатриантов, выходцев из Беларуси, России, Украины, я, во-первых, сошлюсь на свой телеграм-канал, куда загрузила несколько роликов, записанных из зала и, во-вторых, выражу сожаление, что не включила кнопку «запись» во время обсуждения, состоявшегося уже по окончании события.

Один из вопросов, прозвучавших в первую очередь – зачем автору нужен вот этот вот реализм. То есть, для сегодняшнего зрителя вчерашняя пародия, жесткая сатира, фарс, даже в чем-то клоунада, сегодня – реализм. Мы живем внутри фарса, мы вольные и невольные участники чужой конструкции, навязанной нам, но принятой нами и на огромной территории приемлемой.

Еще одна тема, задевшая и меня, далекую от театральных кулис, и, как бы не горчило, думаю, задевает и тех, кто связан с театром каждой клеточкой: участник обсуждения, проработавший в российских театрах многие годы, заговорил с нами всеми и автором о проблеме выбора, когда или ты подчиняешься системе, где театр – политический инструмент, или уходишь из профессии. Или ищешь возможность реализации себя там, где нет зависимости от государственных субсидий.

В помещении израильского Союза писателей, на мероприятии, проводимом при финансовой поддержке Министерства абсорбции, витал дух вольнодумства, очаровывая головы присутствующих в зале актеров, писателей, режиссеров, драматургов, журналистов и рядовых обитателей этого временного отрезка, далеких от творческих профессий. Мы говорили по очереди и одновременно. И в качестве логического завершения, зрительница, взявшая слово уже ближе к концу обсуждения: «Я работала и работаю в крупных израильских компаниях, далека от театральной жизни, впервые присутствую на читке пьесы, но, слушая вас, подумала, что тот тип отношений в театре, который показан в пьесе, легко узнать – я это видела в любой иерархической системе Израиля, это есть в любой крупной израильской организации». Стоп. Двадцать первый век. Двадцать второй год. Март. Мы машем флагами в поддержку мира. У нас тут демонстрации против войны и тирании. Одна из таких демонстраций проходила в тот же вечер неподалеку от места читки пьесы. Мы же не такие. Мы не поддерживаем тиранов. Или такие? Какие мы? Знаете, мне очень хочется увидеть пьесу Артура Соломонова в израильских театрах, благо существует невероятно крутой перевод на иврит Тино Мошковица, и я жду. Хочется увидеть глаза израильского зрителя, обывателя, себя, заглянувшего в свою реальность и не потерявшегося в ней. Какие мы?