Братья и сестры. Репортаж из деревни на границе с Украиной

Город Суджа в 1918-1919 годах был столицей Советской Украины. О том времени здесь почти не вспоминают, но «украинский след» в этом приграничном российском городе — огромный. Как сейчас живет город на границе с Украиной? Чему здесь больше верят — телевизору или личному опыту, пропаганде или общению с родными и близкими по ту сторону границы? Как сочетается большая политика с маленькой жизнью каждого? И как в Судже и окрестностях обстоит дело с поддержкой президента? Ведь, по опросам Левада-Центра, сейчас в России — больше людей, которые доверяют Путину (86 %), чем тех, кто верит в Бога (78%)

Колхозный рынок

«Поженились русские и украинцы, детей понарожали — все братья и сестры, все переплелось, и все переживают…» — говорит шофер, предоставляющий услуги извоза для тех, кто приезжает в Курск на поезде (от Москвы — 8 часов) и едет дальше, в хутор Княжий на границе Украины и России. Действительно, почти половина браков здесь — смешанные, русско-украинские. Смешались и языки: «Иди пошукай», «Трошечко напугался», «Не надо тебе это бачить»… — слышишь и в магазинах, и на улицах, и на рынке.

Война произвела в умах и душах полнейший разлад — Украину то нещадно критикуют (благо, слов для критики искать не надо — можно просто цитировать телевещание), то, наоборот, защищают от обвинений и требуют, чтобы два народа оставили в покое. Причем нередко обе позиции отстаивает один и тот же человек, опираясь то на личный опыт, то на опыт телезрителя. Однако не все довольны тем, что на телевидении так много времени посвящают Украине: «Есть ли вообще другие страны? Я теперь сомневаюсь…» — задумчиво произнесла продавщица в продуктовом магазине.

Здесь, в Судже, есть тот самый волшебный кран, с помощью которого можно перекрыть газ Украине, — и суджане не без гордости об этом сообщают. Правда, быстро вспоминают, что там, куда может прекратиться поставка газа, живут их братья-сестры-кумовья-шурины, и гордость заметно утихает.

На двадцать семь тысяч населения Суджанского района (в самой Судже живет 7000) — четыре таксопарка: «Империал», «Фаворит», «Ангел» и «Кристина». Дороги в районе приличные, и жизнь не вполне соответствует представлениям о погибающей русской деревне: у многих свое хозяйство, которым можно неплохо заработать. В Судже есть рестораны, бильярдные, сауны, кинотеатры, отъехать пару километров — можно даже поиграть в пейнтбол. Средняя зарплата по району — 20 тыс. рублей. Правда, бывает, что в семье из пяти человек работает только один. Утром прямо на дом желающим приносят продукты: трехлитровая банка молока — 70 руб., десяток яиц — 30 руб., литр самогона — 250.

Все советские названия улиц сохранились: Энгельса, Комсомольская, Либкнехта… В центре города Суджи находятся площадь Ленина и сам Владимир Ильич, указывающий дорогу. Есть и памятник Щепкину — великий артист ходил в Судже в школу.

«Мы молимся за Путина»

Над входом на рынок — облупленная надпись «Колхозный». Низкие кирпичные стены. На прилавках — мед, сало, овощи, фрукты. Куры томятся в клетках в ожидании продажи. Цены за последнее время подскочили: вырезка с 270 до 320 рублей за килограмм, сметана со 100 до 120, творог с 60 до 80.

Подхожу к женщине, торгующей медом, и спрашиваю, что изменилось в ее жизни после событий на Украине. «Не знаю ничего, я из Рыльска». — «А там ничего не изменилось?» — «Дорожает все». Угрюмым видом своим дает понять, что тема закрыта.Колхозный рынок

Вслушиваюсь в обрывки разговоров прохожих — они обычные, семейно-домашние, плодово-овощные, но и здесь не обходится без политики: мужчина и женщина спорят о значении слова «люстрация». Он: «Люстрация — от слова просветить». Она: «Просветить — значит, в помойку кинуть?» Он: «Ну освежить, в урне же можно человека освежить?» Оба смеются и так завершают филолого-политический спор.

Пожилая женщина, выстраивающая из огурцов и помидоров красно-зеленые аккуратные ряды, тоже смеется разговору о люстрациях. Спрашиваю — рада ли она присоединению Крыма. Совершенно не удивляясь неуместному вроде бы вопросу и продолжая устраивать красно-зеленую красоту, женщина отвечает: «Раньше мы по прямой в Крым ехали, а теперь пока туда доберешься… У нас вот соседи поехали на десять дней — слышу, через три дня уже ведра гремят на дворе. Они сначала сутки прождали на пароме, и если раньше квартира, которую они снимали, стоила сто рублей в день, то теперь — почти тысяча. Ну они две ночи переночевали и — домой. А вы туда сходите, — указывает она на обувной магазин, — там Лариса торгует, она точно рада»…

На полках в обувном магазине — стильные туфли и сандалии, немецкие и итальянские. За прилавком — пожилая женщина. Короткая стрижка, волосы выкрашены в рыжий цвет. Представляется Ларисой Сергеевной. На предложение поговорить откликается с азартом. Говорит и двигается Лариса Сергеевна очень быстро — ходит по магазину, поправляет и осматривает товар, что-то записывает в книжечку и рассказывает, рассказывает, рассказывает:

«Месяц назад приехали мои родственники, сестра с семьей из Луганска, десять человек… Беженцы теперь… Квартиру мы для них тут сняли, за восемь тысяч. Я им помогаю как могу — лучше сама буду без зарплаты, лишь бы они были целы. У меня подруга работает здесь, а мать ее в Донецке… Как она плачет, когда новости смотрит… С мамой ее, слава Богу, все в порядке, а она все равно каждый раз, когда смотрит новости, — сразу в слезы… Хорошо ли я живу? Знаете, я так думаю: проснулась — и слава Богу, зарплату платят, пенсию платят, работа есть. Спасибо Господу и правительству (смеется)… Верю ли телевизору? Всю правду, конечно, не покажут, да и где ее показывают, всю правду? Потому: что покажут — в то и верю».

граница россии и украиныВ магазин заходит мужчина, осматривает обувь и ценники, вздыхает и уходит. Лариса Сергеевна, ничуть не расстроившись, продолжает: «Президента нашего мы любим! Он у нас самый умный! Все мои знакомые голосовали за него, и я голосовала. Молимся за него в церкви. Я и моя подруга Галина приходим в церковь и молимся».
Спрашиваю — как молится? За здравие раба божьего Владимира, президента Российского?
Отвечает: «Как за близкого человека молимся! А моя знакомая бабушка поставит свечку за Путина и шепчет: «Дай бог ему здоровьичка, такой он у нас хороший, такой умный»… Однако на просьбу разрешить ее сфотографировать, Лариса Сергеевна отвечает испуганно: «Ни в коем случае! Еще посадят». Почему, спрашиваю, она же все правильно говорит. Обиженно возражает: «Я говорю, что думаю, а не что правильно! Но фотографировать меня не надо».

На улице Лариса Сергеевна сообщает, что сейчас приедет ее зять, хозяин магазина, и я смогу «задать ему все вопросы». Но есть условие: даже не пытаться узнать его имя и сфотографировать. «Пусть он у вас будет Владимир… Ой, нет! Сергей, лучше пусть будет Сергей…»

Когда приезжает «Сергей» — мужчина в кожаной куртке, угрюмый и солидный, — Лариса сразу объявляет, что журналист из Москвы хочет «поговорить о проблемах». Тот откликается мгновенно: «Проблема у нас одна — чурки одолели. Причем московские чурки. Приезжают со своим товаром, цену сбивают, а нам — коренным жителям — что делать? Лапу сосать?… Но, с другой стороны, знаете — вот у меня три магазина, и война на Украине внесла изменение: наши перестали ездить туда одеваться-обуваться. Одеваются теперь в наших магазинах — и нам это выгодно, уж простите.., — вдруг прищуривается и добавляет: — А интересный у нас город! Ни одного предприятия, зато все торгуют (смеется). При советской власти и хлебозавод был, и пивной завод, и тракторный… — 22 предприятия. Все закрылось. Но торгуем день и ночь».

И тут случается чудо, которое возможно только в глубинке — хозяин трех магазинов, суровый и солидный, приглашает меня в гости. Сегодня же вечером.

«Дайте-ка мне одного порошенко»

Приняв первую рюмку самогона, хозяин дома, тот самый «Сергей», открывает тайну своего имени: зовут его на самом деле Валерой, а жену — Светой. Живут они в Судже с рождения. Она украинка, он русский. В браке почти тридцать лет, регистрировали их в украинских Сумах, поскольку туда ехать ближе, чем до Курска. У них взрослая дочь, Таня, — она принимает деятельное участие в застолье. Хозяин дома в шутку называет свою жену-украинку «хунтой»: «Хунта, а ну-ка неси нам бычков, мы уже вторую бутылку самогона начали, а бычков все нет!» — «Ишь, распелся, соловей! Сам принеси!» — «Ну, Светка, бычков принеси, а?» И бычки через минуту на столе. Рядом — конфеты «Рошен». Мать и дочь то и дело просят передать конфету: «А дайте-ка мне одного порошенко». Едва ли не половина продуктов на столе — украинского происхождения: местные продолжают ездить на Украину. Правда, преимущественно женщины, мужчин призывного возраста могут и не пустить. С Украины тоже приезжают — хозяин рассказывает, что частенько их навещает бабка из Киева, но «за политику мы не говорим, иначе мордобой начнется».

Суджа
В Судже живут философы: ателье «Ваш размер» соседствует с бюро ритуальных услуг.

На местном рынке Светлана говорит исключительно по-русски, а когда приезжает в Сумы, общается только на украинском. Так все товары ей удается купить дешевле. Дочь интересуется: «Выходит, мама, тут ты русская, а там — украинка?» «Ну а як же», — улыбается Светлана.

Монастырский диссидент

Горнальский Свято-Николаевский Белогорский монастырь находится на самой границе. Украину и Россию в этом месте разделяет река Псел. Километрах в трех виднеется село Мирополье, ничем не отличимое от российского — такие же дома, заборы, купол церкви. Но это уже территория другого государства.

Горнальский монастырь
Горнальский монастырь на границе с Украиной

Захожу в один из дворов при монастыре. Из избы выходит старушка, представляется Зоей Космодемьянской. В войну она осталась сиротой, и ее назвали в честь знаменитой партизанки. Живет Зоя Космодемьянская тут давно. О том, «что случилось с нашей Украиной», очень печалится. «Я ведь рожала там, на той стороне, в Мирополье, когда был еще СССР, у меня там подруги, родственники, а теперь граница, и этот Яценюк ров обещает вырыть и бетонный забор поставить… Зачем это? Как это вышло? Я ничего не понимаю… А если хотите с кем-то интересным поговорить, то вам не ко мне, я лучше вас приведу к нашей учительнице бывшей, которая тут работала, пока на месте монастыря интернат был».

монах трудник
Трудник Валерий

По пути к учительнице мы встречаем трудника Валерия, который с большой охотой делится своим видением мироустройства: против Святой Руси веками идет война, бесконечная и беспощадная. Распятый на первом канале мальчик для Валерия — один из самых важных образов этой войны. Вернее — ее нового, кровавого этапа: «Убивают нас… Мальчика вот русского распяли… Головы отрезают… Кровоторск весь в крови… Душманы наших парней губили там… Монахов расстреливали тут… И все опять по новой…»

Мы подходим к двум одноэтажным домам: здесь живут бывшие учителя. Зоя Космодемьянская стучит в дверь первого дома: «Анна Ильинична! К тебе журналист из Москвы приехал!»
Выходит пожилая женщина — взгляд ясный, на голове косынка. Обещает «все объяснить», приглашает сесть на скамейку и начинает рассказывать историю монастыря. На мои слова, что об истории можно и в интернете прочитать и лучше пусть она расскажет о себе, чем о монастыре, Анна Ильинична отвечает сурово: «Запомните: в интернете все неправда. А я вам расскажу все как есть».

«У меня первый муж был с Украины. Алкаш. Я его быстро направила. Подальше. Он оставил мне две медали — двух детей. Потом я снова вышла замуж — за учителя, и так у меня третья медаль появилась (смеется). У меня трое сыновей: один в Москве живет, другой в соседней деревне, а старший умер… Но, понимаете, как только не стало у нас интерната — мы, бывшие учителя, стали жить тут, как на выселках. Мы ни монахам не нужны, ни государству. Два раза в неделю приезжает сюда машина с продуктами. И мы при любой погоде ждем ее — мокнем, мерзнем, но ждем эту машину. А цены там — ого-го!»

деревенская учительница
Анна Ильинична, бывшая сельская учительница

Спрашиваю: «В монастырь ходите на службы?» — «Нет. Не признаю! Я не против них, я и при советской власти считала, что не нужно было их притеснять. Но и ходить к ним у меня охоты нет. Потому что их больше интересуют наши квартиры, чем наша вера. Им хочется, чтобы на территории монастыря было все монастырское. Но пока я жива, я им свой дом не продам. Это единственный корень мой, собственный мой. Как я могу его продать? И детям закажу, чтобы не продавали… Это ведь сейчас тут понастроили дома, а до этого жили мы, можно сказать, в бараках. И знаете, мы так были преданы родине, что своих детей собственных забывали. Круглый год мы ходили по дворам и политику партии внушали. Отработаешь в интернате и в девять часов вечера идешь по глубоченной грязи партию эту внедрять (смеется)… Ой, как вспомню… Мы, дурочки, пололи колхозные поля… И ни одной награды — ни за воспитание детей, ни за агитацию, ни за работу в колхозе… Не понимаю сейчас — когда мы все это успевали? А все равно жизнь у нас была веселая! Мы ведь даже артистами были, ездили по округе, выступали. Представляете: ночью, на машине, на полуторке мы — красавицы России (смеется) — едем, грязь на нас брызгает, а мы, веселые, стремимся поскорее уже выступить! После девяти вечера мы приезжали в соседние села с концертом — и нас ждали! Везде — в России и на Украине… А потом СССР рухнул, и демократы стали тут землю покупать — а нам вот (показывает кукиш)…»

Заговорили про Россию и Украину. Анна Ильинична вспоминает: «В советское время в украинские села мы ходили как к себе домой. Очень хорошо мы жили с украинцами. А теперь я не могу сказать, что мы плохо живем — мы их просто не видим. И вообще, гораздо больше козней нам свои устраивают, а не украинцы… А вся эта заваруха на Украине… Знаете, что я по этому поводу думаю? Сказать? Правительства между собой что-то делят, а страдать будем мы. Цены у нас в районе подскочили страшно. Вот и вся вам международная ситуация!» — «А рады, что Крым теперь наш?» — «Да как же мне за Крым не радоваться, когда я два года прожила в Евпатории, а моя тетка всю жизнь прожила в Севастополе? Крым всегда наш был, а почему он попал на Украину — это у лысого черта надо спросить, хоть он и наш земляк… А наш нынешний генсек (смеется)… Честно вам сказать, что я о нем думаю, или для газеты? Внешняя его политика мне нравится. А внутренняя — нет. А дай власть кому-то другому, может, еще хуже будет. Так что нужно терпеть тех, кто есть… Но вы знаете, я все равно горда тем, что живу в России. И никуда никогда не хотела и не хочу поехать. Вот приедьте ко мне на шикарной машине и скажите: «Садитесь, Анна Ильинична, я вас за границу повезу!» И я — не поеду! Зачем мне за границу? Вы видели, какая тут красота? Видели наши березки? А мы их сами посадили… Ну что мы все на скамейке сидим — пойдемте посмотрим как я живу.

граница россии и украиныЗаходим в дом — ухоженные три комнаты. Телевизор, холодильник, газовая плита. В одной комнате — диван, в другой — кровать.

— Ну как? — не без гордости интересуется Анна Ильинична, — Я считаю нормально. А для меня одной — просто дворец. Так! Садитесь, буду вас кормить борщом. И не думайте отказаться! Я так рада, что есть кого покормить… А то наготовишь и сидишь одна как дура…

На мое бормотанье, что мне, мол, неудобно, получаю ответ: «неудобно штаны через голову одевать, а все остальное — удобно… Чего вы стесняетесь? Вот сразу видно, что из Москвы. Москва это ведь не Россия». И — наливает борщ: одну, вторую, третью поварешку.

Анна Ильинична садится и начинает рассказывать о том, сколько ей пришлось «пережить несправедливости… За правду все боролась. У нас директор был самый настоящий педофил. Мне дети стали жаловаться. Я написала заявление в прокуратуру. И он за ночь отсюда выехал, приехал к нам в интернат с одним портфелем, а на двух машинах со скарбом. Мое заявление никто не рассмотрел, зато меня начали судить». — «За что?» — «У нас могут придумать, за что, вы не знаете, что ли? С работы уволили…»

Полтора года назад она потеряла мужа: «Не дожил он полтора месяца до семидесяти… Лечение неправильное назначили, и все… Как мне его жалко! После его смерти я перенесла три инфаркта… В больнице лежала, так я сама шприцы покупала, лекарства, все таблетки покупала — ну что это за лечение! А одеяла там… Я бы даже кур и собак такими не укрывала… Сына попросила привести мне все свое… Все разваливается, штукатурка с потолка на больных сыпется… Вот такое в Судже лечение, вот такая больница… Ну почему мы так бедно живем? Ведь, обладая такими ресурсами, какие есть в России, мы все в золотых штанах должны ходить! А я знаю, как надо было сделать: кто побыл в верхушках при СССР — я бы близко больше к власти не подпускала…»

В дорогу Анна Ильинична дает яблоки из своего сада (возражения не просто не принимаются, а вызывают гнев). На прощанье говорит: «Вообще жизнь — хорошая штука. Живите и радуйтесь. На рожон только не нужно лезть. Хотя если правду за собой чувствуете — лезьте и на рожон».

Горадминистрация

Вся вертикаль власти в Суджанском районе сосредоточена в трехэтажном здании администрации. Заместитель главы района по сельскому хозяйству Юрий Иванович Королев в восьмидесятые годы был первым секретарем райкома комсомола здесь же, в Судже. И сидел в этом же здании, только этажом ниже.
Его кабинет — весь в цветах и снопах. Юрий Иванович с гордостью спрашивает: «Знаете, сколько колосков в этом снопе? До двух тысяч штук! Все, что выращивается на наших полях, — есть у меня в кабинете… Только цветы декоративные, не наши, но ухаживаю за ними я сам: сам поливаю, разговариваю с ними — потому что с каждым цветком нужно говорить. Если уйду в отпуск — они засохнут…»

местная администрация портрет путина
Кабинет замглавы района по сельскому хозяйству Юрия Ивановича Королева уставлен цветами и снопами

Но такие откровения начались только после того, как замглавы потребовал у меня удостоверение журналиста, внимательно его изучил и заговорил с нотками солидности в голосе: «Ну что же, Артур Петрович… Успехи у нас есть. И немалые. Суджане работают в удовольствие, и нас радуют своими результатами. Особенно улучшилось техническое обслуживание сельских тружеников. Мы закупили новую технику. Отсюда результат: десять лет назад мы производили 100 тыс. тонн зерна, а сейчас уже стабильно — за 150. А в этом году — больше 200 тыс. тонн. Такое нам раньше и не снилось. В области нашей Курской у нас урожайность самая высокая…»

«Откуда новая техника?» — «Импортная. Американская. Фирмы Джон Дир (John Deere). Отличная техника».
В кабинете Юрия Ивановича портрет Путина начала 2000-х: «Он у меня лет десять здесь находится. Даже когда был Медведев президентом, я все равно Путина не снимал — чувствовал, что он вернется. Думаю, будет он здесь еще лет десять висеть. Минимум… Знаете, многие украинцы обвиняют во всем его, — указывает на портрет президента, — вот, говорят, кто виноват. А я бы сказал, что мы должны на него Богу молиться. Зря, что ли, его рейтинг постоянно растет? Вы же видите, что творится в мире… А если бы у нас был президент-размазня — где бы мы сейчас были? Он нас в любое время может защитить. Он способствует тому, что мы — одно целое. Есть, конечно, люди наподобие Немцова, Касьянова, Собчак… Но я думаю, они сами понимают, что заблудились… А оппозиция у нас тоже есть — например, Зюганов. Но сейчас такое время: не должно быть разногласий. Мне нравится, что и Зюганов примкнул к Путину, и справедливороссы примкнули, и что все в одну дудку. Это здорово! Вы понимаете, с одной стороны нас прижимают санкциями, а с другой — показывают дорогу. Нам как бы говорят: «Работайте, производите сами свое, отечественное». И мы — можем! Потому в каком-то смысле санкции полезны. Мы перестанем зависеть от газа и нефти и наладим свое производство. Два года — и перестроимся… Послушайте, все мы осилим! Если мы делаем ракеты которые летают в Космос…» — «Но они часто падают…» — «Ну почему вы такой пессимист? Мне прямо страшно с вами беседовать. Ничего они не падают — летают они, и прекрасно летают. И ничего страшного! А вы видите как у нас учения проходят! Переброска техники с Урала — на Дальний Восток! Мгновенно почти!» — «Что вас так радует в военных учениях?» — «Я не радуюсь — я испытываю гордость. Потихонечку нас стали уважать» — «Не бояться?» — «А это почти одно и тоже. Боятся — значит уважают. А к трудностям нам не привыкать. Нам всегда было тяжело. Мы всегда были в изоляции, и это нам придает больше сил и сплоченности».

Гордость за Россию, предубеждение против Запада, сам хозяин кабинета, его цветы, его снопы и возвышающийся над этим храмом восторга портрет президента составляют единое целое, гармоничное, не ведающее сомнений. Я прощаюсь с ним — мне нужно попасть к главе района, который обитает этажом выше.

Беженец

Перед дверью в приемную главы района переминается с ноги на ногу мужчина небольшого роста в кожаной куртке. После двух-трех минут разговора выясняется, что он беженец с Донбасса. Выходим с ним вместе в парк, который находится в нескольких десятках метров от здания администрации. Садиться на скамейку не хочет. Нервничает, непрестанно курит. «Жили мы в четырех километрах от границы, недалеко от украинского КПП «Успенка».

беженец с Донбасса
Александр, беженец с Донбасса

Решение бежать с Украины мы приняли после того, как ночь просидели в подвале под обстрелом. Мы вчетвером — я, гражданская моя жена, теща и сын — поняли, что дело совсем плохо. А окончательное решение приняли после того, как узнали уже наверняка, что русскоязычное население гнобят и гнобят конкретно. Ведь в самом начале всей этой заварухи в Киеве вышел приказ — «русскоязычное население Донбасса на работу нигде не принимать». — «Вы видели этот указ?» — «Сам не видел. Слух такой прошел. Понимаете, над населением Донбасса — как над украинцами, так и над русскими — издеваются конкретно». — «Кто издевается?» — «Правый сектор»! Правда, я никого из них не видел никогда, потому что они могут одеться, как наш ополченец с Донбасса, и ленточку георгиевскую прикрепить. А по сути-то он кто? Правосек. Если бы бунт прижали еще в Киеве, может, все и обошлось бы… Но его пустили дальше, и теперь что? Люди без денег, без еды, без воды, города Тореза нет, Амвросьевку расстреляли… Я не понимаю, что дальше будет на Украине, и я не хочу, чтобы мой сын учился там и ему в голову фашистскую идеологию пихали, про все эти однополые браки… Детей начинают воспитывать по европейскому стандарту. Я видел по телевизору — не помню, в каком городе украинском, — показывали детям порнографические мультики. Десять ребят упали в обморок, и их увезли на скорой… Знаете, я как-то случайно попал на канал украинский… На украинском тв — столько вранья! Пропаганда! Я не верю, что Россия является агрессором. И потому после этого я уже ни во что не верю из того, что они там рассказывают. Россия — агрессор? (кричит, пугая воробьев и прохожих) Это полный бред! Знаете, когда я пересекал границу с семьей, был сильный дождь, и украинский пограничник меня спросил: «Цель вашего визита в Россию?» Я ему ответил честно: «Сохранение жизни». Он отдал документы и сказал: «Счастливого пути». Хочу заметить — это был не солдат нацгвардии, а украинский пограничник. И я уехал. Потому что я не понимаю, что мне преподносит украинское правительство. Незалежность Украины? А что мне за эти 23 года Украина хорошего сделала? Я за эти полгода в России больше добра увидел, чем за 23 года на Украине. Вот мы стоим сейчас с вами в прекрасном парке — у нас таких даже близко нет. У нас — там куча мусора и никто не убирает… В российском обычном поселке намного чище, чем в том поселке, где я жил. И не хочу я, чтобы сыну моему внедряли, что он не может общаться на том языке, при котором вырос… А здесь в школе его приняли отлично! Всем обеспечили — и даже лампу ему настольную преподаватель купил… Помогли нам найти дом. И мы живем теперь в поселке «Русское Поречье». Хозяева домика — москвичи. Они для нас сделали ремонт, утеплили стены, поставили пластиковые окна. Телевизор даже дали, а местные жители с продуктами помогли. Наша задача — платить только за газ и свет.

Мы планируем получить все социальные выплаты, а потом оформить пенсию теще. Жена хочет подтвердить свою группу инвалидности и тоже получать выплаты, сын будет учиться, а я — работать.
Так что я честно вам скажу — я сидел и плакал, когда по телевизору показывали, как ополченцы выводили из-под огня мирных жителей, и при этом погибли два русских журналиста… Еще я видел, как над батюшкой издевались, вылили краску в лицо и на украинском языке крикнули: «На тебе кровь моих родственников!» Какая кровь? Это до какой степени надо опуститься, чтобы сделать такое со священником? А почему отменили День Победы? Это позор или как? Бендера — герой? Это позор или нет? Копните историю — моя жена, правда, лучше меня историю знает, — но вы сами копните: Бендера никакой не герой, он преступник… А знаете, что на улице в Днепропетровске могут запросто взять и избить — просто за то, что ты русский? Там вообще невыносимо… А еще скоты какие-то в форме трехлетнего ребенка распяли…»Александр прерывается. Что-то вспоминает, видимо, очень важное. Принимает решение — говорить или нет. Наконец решается: «Знаете, я теперь верю в Бога. Потому что он меня направил на путь истинный. Не дал мне оставить семью и идти воевать. Я ведь подумывал пойти в ополчение — но не захотел. В своих же стрелять? За что? Нет, лучше буду с сыном, с женою. Так больше толку будет, чем бегать с автоматом…»

Спрашиваю, что все-таки он видел лично, а не по телевизору? Отвечает: «Около нашего поселка был сильный бой. Видел я побитую боевую технику. Видел знаменитый памятник войне Великой Отечественной — Саур-Могилу — он раскурочен, расстрелян… Видел, как тикает через наш поселок побитая нацгвардия — наши ополченцы давали им, как говорится, гари. Мальчики зеленые, напуганные, перебинтованные, на технике семидесятых годов, которая еле пыхтит… А они дороги не знают и снова бегут под пули, под обстрел… А все остальное я видел по телевизору и слышал от людей» — «Солдат нацгвардии вы как врагов воспринимаете?» — «Честно говоря, по человечески мне их жалко… Я знаю, что были такие ребята, которые жалели о том, что сделали. Очень жалели…»

Граница по живому

После разговора с беженцем иду в кабинет к главе района Николаю Ивановичу Ильину, рассчитывая встретить там такую же атмосферу всепобеждающего доверия к генеральной линии партии, какая царит у его зама. Предположения не обманываются. Николай Иванович показывает фотографии — Медведев, тогда еще президент, посетил Суджу и дом родителей главы района. Вот Дмитрий Анатольевич фотографируется с суджанами, вот ласково смотрит на овощи, вот восхищается кроликами… Глава района рассказывает про мартовский митинг в поддержку Крыма: «Поступила команда митинг провести. Мы не успели толком подготовить сценарий, все делали с колес, но столько народу пришло на площадь! Такой был патриотический подъем у всех! И очень много людей откликнулось на приезд беженцев — несли вещи, продукты, деньги. И священники, и отец Евгений, наш благочинный, — все помогали. Что касается наших взаимоотношений с Украиной — конечно, нам досадно и обидно, что такое произошло… У нас в районе каждая десятая свадьба была российско-украинская. В этом году я специально узнавал — еще больший процент! Наверное, из-за беженцев? Так что родственные связи, конечно, сохранились. Потому нам очень больно, что начинают городить границу — бетон или ров… Вы ведь знаете, что у нас в этом году не получилось провести крестный ход? Какая это была трагедия — и для русских, и для украинцев».
И глава района рассказывает историю, которую автор за эти три дня слышал едва ли не от каждого жителя суджанского района:

граница россия украина
На той стороне реки — уже Украина

«Каждый год мы устраиваем крестный ход с Пряжевской иконой Божьей матери, местной святыней, одинаково почитаемой православными по обе стороны границы. В июне ее обычно возили по всем крупным храмам в округе, а потом несли на мост, где находился пункт пропуска — то есть иногда пограничник мог спросить документы. Туда же, на мост, приходили из украинского Мирополья, тоже крестным ходом, и две общины вместе служили праздничный молебен. Но этим летом, придя к мосту, люди обнаружили, что он огорожен пограничным забором-сеткой. Открыть проход пограничники отказались, разрешили только обменяться подарками. Многие плакали, молились каждый на своей стороне, а потом разошлись.»

Материал был опубликован в журнале The New Times 27.10.2014

Опубликовать в Google Plus
Опубликовать в LiveJournal
Опубликовать в Мой Мир
Опубликовать в Одноклассники
Опубликовать в Яндекс

Материал опубликован

Первый комментарий

  1. Олег
    Олег at | | Ответить

    Больше всего понравилось: «Поступила команда митинг провести»

Ваш комментарий будет опубликован сразу после модерации.

Оставить комментарий