Подростки из уральского города Лесной на московском детском театральном фестивале «Пролог — весна» показали спектакль «Жить надо» по рассказам Андрея Платонова — про годы сталинских репрессий. Артур Соломонов для The New Times спросил школьников, что они думают о Сталине и что говорят им об этом политике учителя, и получил в ответ рассказ о сегодняшней жизни и Путине. 

Участники:

Дмитрий Хребтов, 9-й класс, 16 лет
Антон Хохлов, 11-й класс, 17 лет
Алена Белова, 11-й класс, 18 лет

Как учебники истории и ваши учителя оценивают сталинское время?

Алена Белова: В школе нам описывают репрессии как очень тяжелое время. Но чувствуется, что учитель истории сочувствует сталинской политике. Он говорит, что да, были репрессии, был страх, но этот страх и обеспечивал порядок. А сейчас порядка нет, потому что нет страха. И у меня возникло сопротивление тому, чему нас учат. Ведь позиция учителя, если ее продумать до конца, означает, что цель оправдывает средства. Но я знаю о судьбах Мандельштама, Ахматовой и о тех судьбах, которые мы пропустили через себя в нашем спектакле. И, конечно, возникает несогласие с учителем истории. А учитель литературы, наоборот, описывает эту эпоху как жуткую.

Дима Хребтов: Мы с Аленой из разных школ. Наша учительница истории не высказывает мнение о том времени. Она просто дает материал, предполагая, что мы сами сможем в нем разобраться. Но все-таки видно, что у нее это вызывает отвращение. А при этом в учебниках пишется, что сталинская политика была вынужденной и необходимой и что она помогла построить страну.

Время поломанных судеб

Антон Хохлов: Знаете, я вообще не понимаю, кому верить. От нас столько всего скрывают, что я вообще ни в чем не уверен. Что Земля не находится в банке — не уверен. Что на Луне нет жизни — не уверен… (Смеются.) Я уверен в одном: историю переписывают как прикажут те, кто у власти. Я сам думаю, что в том времени были как плюсы, так и минусы, то есть у меня сложное отношение. Страна поднялась, страна победила, но были уничтожены лучшие люди, те, кто не боялся хоть что-то сказать против. Кто же остался? Мне кажется, что Сталин и его окружение не были уверены в своей политике и своих идеях, раз так реагировали на другие мнения.

Дима: Я думаю, можно было добиться тех же целей намного гуманнее.

Алена: Все происходит неявно, но очевидно, что детей склоняют к тому, чтобы принять сталинизм. А я думаю: в нацистской Германии выкашивали ненужных людей, и то же самое делали в СССР.

Антон: Если бы народ тогда не взяли в ежовые рукавицы, ни за что бы мы из войны не выбрались. Народ бы просто разошелся. А нужны были и машиностроение, и военная промышленность, и как это все создавать, если народ делает что хочет?

Алена: А что осталось-то того, что было построено на этих трупах, на этих смертях? Стоило ли оно того? Ведь сейчас практически ничего не используется из того, что делали миллионы заключенных.

Все происходит неявно, но очевидно, что детей склоняют к тому, чтобы принять сталинизм

Дима: Для меня лично нет сомнений, что это было плохо и страшно. Это время изменения сознания, время поломанных судеб. Когда люди боялись соседей, даже родных боялись.

Алена: Ведь любой человек мог донести на любого! Так страшно представить, что будет, если то прошлое придет сюда. А это может случиться. И тогда, скажем, если моя соседка по парте обидится на меня за что-то, то может донести, что, например, мой отец анекдоты про Путина травит. И все? И меня арестуют? Тогда людей ломали, и они становились не вполне нормальными. Например, Ахматова праздновала день смерти Сталина. Представляете, как ее мучили, если она всю жизнь была счастлива от того, что этот человек умер?

Дима: Как раз сейчас мы проходили пятилетки и будем холодную войну изучать. В учебниках пишут, что мы молодцы. Пишут — ура. Мы создали первую атомную электростанцию, и пятилетки были прекрасны.

Моток из вранья

Алена: В чем я согласна с нашим учителем, так это в том, что история — мощнейшее оружие. Но мне кажется, что если мы, не вдумываясь, будем следовать этим учебникам, нас оболванят, одурачат. И это может к страшному привести.

Вы чувствуете, что вас пытаются одурачить?

Трое: Конечно!

Алена: И не только учебниками (смеются). Разница, по-моему, только в том, что во времена Сталина была единая для всех мощная идеология, а сейчас идет просто одурачивание. Вот по телевизору что нам говорят? Нам лгут по разным темам, и получается моток из многих ниток. А тогда, во время Сталина, была одна, цельная ложь. Вот в этом для меня разница. А те каналы, на которых говорят правду, а не только то, что угодно наверху, — за них надо платить. Или искать информацию в интернете. Свобода слова у нас в стране мнимая.

Антон: Мне кажется, что про Путина я узнаю у своего внука. Вот он мне расскажет, как я жил на самом деле (смеются).

Алена: Наши учебники и то, что показывают по телевизору — для меня это одно и то же. Нам навязывают то, что мы должны думать.

Ваши сверстники рассуждают примерно так же?

Дима: Мы все примерно одинаково про это говорим. Многие считают, что сталинское время может вернуться.

Алена: И почти все наши сверстники понимают, что телевидение врет.

Антон: Ну разобраться невозможно! Ну настолько запутали! Ну вот Первый канал, государственный, ну надо же верить! Но, блин! Как раз то, что он государственный, и значит, что ему не надо верить! Как же так-то?

Невыученные уроки

Алена: Мои родители пытаются не задумываться о том, что происходит. Мама говорит: а что мы можем сделать? Только говорить? Потому лучше не задумываться, чтобы горько не было. У моих родителей нас трое, я и две сестры, и нужно поднимать нас. А у меня детей пока нет, и я могу еще выбирать и решать — хочу ли я, чтобы мои будущие дети жили в этой стране?

Антон: Вот я, например, среднестатистический человек. Таких, как я, наверное, миллионов двадцать. И если такие, как я, захотят уехать? Кто будет страной заниматься? Надо что-то делать, ведь Россия не бесконечная в глубину. Газ и нефть в конце концов кончатся. А наука и производство стоят, потому что деньги не доходят до адресата. По пути к ним прикасается очень много рук. Надо деньги непосредственно людям выделять, а не структурам и чиновникам.

Дима: Я пока склоняюсь к тому, чтобы остаться в России, потому что все-таки образование у нас в стране хорошее.

Алена: Я согласна, но ведь все образование скоро станет платным. И поэтому я не знаю, что я смогу дать своим детям в стране, где зарплаты низкие, а образование и медицина платные?

Антон: Конечно, хочется, чтобы когда объявляют: «Президент Российской Федерации!» — у людей не становились бы такие кислые лица, а, наоборот, чтобы все говорили: «Давай, брат! Да-ва-а-ай!»

Алена: Да к президенту все относятся нормально. Не настолько он все еще разрушил, чтобы его совсем возненавидеть. Потом все знают, что от него ждать — он будет обещать, что пропадет коррупция (смеются).

Антон: У нас народ сидит смирно. У нас моногород, и главное в нем — оборонное предприятие. Если вдруг нам перестанут давать заказ, то население сразу попадет за черту бедности. Конечно, есть еще чем заняться, но это предприятие — основное. А когда проходят выборы, у нас так хорошо в городе становится! К нам всякие звезды приезжают, вот Бутман* приезжал. И кричал со сцены: «Смотрите, что сделала «Единая Россия»! Она привезла к вам меня! Голосуйте за Путина и за «Единую Россию! Вместе мы победим». Но я заплатил за билет полторы тысячи, за что же мне благодарить «Единую Россию»?

Дима: В этом смысле наше время мне тоже напоминает сталинское. Тогда тоже была одна партия. И тоже вроде бы были выборы (смеется).

Антон: И так же, как тогда, все происходит: Сталин хороший, люди на местах плохие. И это похоже на наше время, когда по телевизору смотришь: Путин прилетел туда, разобрался там, всех отругал здесь…

Алена: А закон Димы Яковлева? Я просто в шоке была.

Антон: У меня вообще вот такое впечатление от страны. Знаете, когда долго не учишь домашнее задание, у тебя накапливается такой огромный ком несделанного, что ты потом просто не понимаешь, как его размотать. Вот мы в России столько всего не сделали, что скоро наступит такая путаница, такой хаос…

Алена: А вот в Сочи выяснилось, что был перерасход в миллионы. Куда, интересно, делись те люди, которые все разворовали? Их максимум сняли с должности, но в тюрьме же никто из коррупционеров не сидит. А «Пусси Райт» сидят, например. И это тоже больная тема.

Дима: Конечно, они не правы, но нельзя за это сажать…

Антон: Ты че! Ты че! За пляски в церкви надо в Сибирь слать. Что, можно безнаказанно плюнуть в души верующих людей?

Дима: У нас светское государство.

Антон: Значит, я могу прийти в буддийский храм и там крутить брейк?

Алена: А вот патриарх Кирилл агитировал за Путина, то есть пользовался верой людей для агитации. Это значит нормально?

Антон: Вот помнишь, когда мы играли на планшетнике в одно приложение, которое голос меняло, и он становился таким смешным, дурацким? Я тогда взял у тебя сборник стихотворений Бродского и сказал, что сейчас прочитаю стих оттуда — и посмотрим, как он смешно звучит. Помнишь, что ты мне ответила? «Да только попробуй!» Вот и у меня точно так же с Церковью. Не надо ее трогать. Пойми, Алена, что это святое.

Алена: Мы же говорим не о вере, а о Церкви. И кстати, процесс над «Пусси Райт» мне тоже напомнил времена сталинизма, потому что это была показательная казнь. И по всем каналам показывали, какие они плохие.

Антон: Так они же хотели нам всем сказать: ребята, вы дурью маетесь — Бога нет! И они после этого хорошие?

Алена: Нет, они хотели показать, что идут не против веры, а против той Церкви, которая у нас сейчас. «Пусси Райт» сказали, что не считают это место храмом, потому что Церковь тоже подвластна коррупции. Они обидели тех, кто верит в патриарха и Церковь. Но насколько эта Церковь чиста и непорочна — неизвестно. Факты, которые всплывают, заставляют в этом усомниться.

Антон: С этим, пожалуй, соглашусь.

Пчелиный улей

Когда в Москве проходят митинги оппозиции, что у вас в городе говорят?

Антон: Пошуршит чуть-чуть народ. Ну это как к пчелиному улью подходишь, ударишь — он загудит, а потом успокаивается.

Алена: И в соцсетях пишут: вот в Москве молодцы! Надо и у нас. Но у нас не ходят. Город маленький — лучше вообще не кричать.

А вы не боитесь давать такое интервью?

Алена: Из школы нас не выгонят, в институт мы еще не поступили, в партии не состоим, работы, где агитируют за «Единую Россию» и сталинизм, у нас еще нет. Так что хорошо, что у нас пока есть такая возможность (смеется).

Антон: Это наш взгляд на то, что происходит вокруг нас. Здорово, что это кому-то интересно.

Фотографии предоставлены организаторами фестиваля «Пролог — весна».

Разговор был опубликован в журнале The New Times 03.06.201.